3. О "внутренней совести"
Рассуждения постоянно подводят нас к одной принципиальной мысли: страх как жизненное явление - это одно, наше отношение к нему - совсем другое. В жизни случаются многообразные поражения, крупные и мелкие, есть и страх перед поражениями, с которым приходится жить нам всем, а есть и поражение перед страхом. Наверное, это абсолютное поражение, "мать всех поражений", ведь из-за него вся жизнь грозит обернуться поражением: боязнь страха вынуждает нас капитулировать.
В конкретных случаях поражения перед страхом часто связаны с демонстративным выпячиванием собственного влияния и власти в привычном пространстве отношений. Люди, мучимые боязнью страха, - невольные тираны, фанатичные приверженцы порядка, одержимые идеей о необходимости воспитывать, дисциплинировать и непрерывно держать под контролем свое человеческое и предметное окружение. Вот почему порой эти люди выглядят такими сильными, когда сталкиваешься с ними в сфере, где они хорошо "ориентируются". На самом деле они слабы и озлобленны, чувствуют себя неудачниками. Их ощущение собственной ценности подорвано, гнетущие сомнения в смысле жизни лишают их сна. Перед нами парадоксальная картина: убегая от страха, постоянно уклоняясь от потенциально пугающих жизненных шагов, в важности и необходимости которых они в принципе убеждены, они лишь раздувают то, что хотят подавить в самом зачатке: страх. Когда от страха человек отступает перед задачей, которая в контексте собственной его биографии выглядит актуальной, он начинает презирать себя. И презирает себя гораздо сильнее, чем если бы взялся за эту задачу, но при всем желании не одолел её.
Презрение к себе есть недооценка собственных сил, а она в свою очередь - идеальная питательная почва для страха: человек полагается на себя всё меньше и меньше и в конце концов может вообще перестать полагаться на себя во всём, что лежит за пределами "зоны безопасности" привычного. Повторим тезисы Хиклина из предыдущей главы: "Мы склонны укреплять защитные границы... и в итоге они разрастаются до размеров неприступного вала. Однако тогда дом становится тюрьмой, а общая, нарастающая опасность - всё более и более явной. И страх и жуть, поначалу обитавшие снаружи, неудержимо просачиваются сквозь самые толстые стены, как бывает всегда, когда их по привычке стремятся избежать, - и настигают беглеца". Маслоу тоже пишет о связи между уклонением от нужной, с точки зрения самого человека, задачи и недооценкой собственных сил. Голос, взывающий к нам из ставшего тюрьмой дома - под чем, с одной стороны, подразумевается конкретное жизненное окружение, а с другой стороны, "внутренний Дом" мира привычки - и направляющий нас к главному, к самореализации, которая всегда лишь путь, он называет "внутренней совестью". Строго отличая её от фрейдовского "сверх-Я", т. е. совести, понимаемой "в первую очередь как желания, требования и идеалы, перенятые от родителей", он пишет: "В совести присутствует... ещё один элемент, или, если угодно, существует иной род совести, более или менее ярко выраженный у каждого из нас. (Это основано) на бессознательном и досознательном восприятии нашей собственной природы, нашей судьбы или наших способностей... нашего собственного жизненного "призвания" и требует, чтобы мы были верны себе и не отрекались от себя из слабости, корысти ради или по иным причинам". Как считает Маслоу, против такого самоотречения протестует всё наше существо. "Умный человек, ведущий жизнь тупицы, человек, знающий правду и молчащий, трус, забывший о смелости, - все эти люди очень глубоко ощущают, что обошлись сами с собой несправедливо и потому презирают себя".
Нередко это презрение к себе бывает безотчётным; подспудно бередя и подтачивая душу, оно приводит к той общей недооценке собственных способностей, собственной выносливости, т. е. собственной ценности, а в итоге порождает растущий страх перед жизнью, который вскоре заполоняет все вокруг. "Так может развиться невроз, (но) с той же вероятностью и новое мужество, истинное возмущение, большее уважение к себе, ибо потом человек станет действовать верно" (Маслоу). Отсюда видно: страх - и это, пожалуй, самый важный момент для осмысления его сущности и значения - имеет некое отношение к утрате связи с направляющей силой, идущей из глубинных недр человеческой души, к отрыву от того, что можно назвать судьбоносной мудростью, которая живёт в каждом из нас и требует, чтобы её заметили. Но в этом болезненном отрыве от своего высшего "Я", которое видится детям в образе ангела-хранителя, заложен и шанс вспомнить то самое заветное, что, по мнению Маслоу, действует в индивидуальной совести. И, возможно, как раз для человека, которому, по словам Михаэлы Глёклер, приходится идти через страхи и неурядицы, "сам факт, что, Пройдя... через столько сложностей, он не Потерял себя", станет утешением и поддержкой, "свидетельством, что духовная сущность человека по природе своей не зависит от превратностей земной жизни, а попадает в них, скорее, затем, чтобы узнать себя и мир"10. Так мы можем сделать первые шаги к формированию некоего чувства Родины, приучая себя к мысли о возможности существования жизненного "призвания", жизненной концепции: "укромного" уголка в собственной душе, куда можно адресовать вопросы о смысле жизни и о будущем не в абстрактно-философском, а в сугубо личном плане. Это высшее одиночество диалога с самим собой в поисках центрального волевого импульса, который пробивается сквозь любые преграды и, когда они кажутся непреодолимыми, всплывает в сознании как "страх потерять себя", формирует новую веру в себя, быть может более скромную и спокойную, чем прежде, до испытания страхом, хотя человек и знал тогда, как зыбка почва у него под ногами. Вновь повернуться к "ангелу", или к "высшему "Я"", вновь спросить себя: "Откуда я пришел? Что будет после смерти? Зачем я здесь?" - значит вообще признать возможность ответа на подобные вопросы, возможность существования "жизненных испытаний, ниспосланных свыше", и всерьез взяться за поиски. В противном случае опять-таки срабатывает механизм защиты от страха, и человек ищет убежища в религиозных или мистических идеях, к которым он-склоняется всякий раз, когда чувствует неуверенность и потребность в защите.
В конце книги я еще остановлюсь на практических возможностях совладать со страхом, однако отмечу сейчас, что без коренной перемены позиции все эти рекомендации - не более чем набор советов. Во-первых, требуется проявить известную терпимость в принятии страха; постоянное желание отделаться от него - чистый эгоизм, а эгоизм разжигает страх, это circulus vitiosus, то бишь замкнутый круг. Во-вторых, необходим интерес к аспектам бытия, выходящим за рамки материалистического подхода к миру и человеку. Ведь такой подход есть порождение страха, а справиться со страхом невозможно, если все связанные с этим мысли от него же и проистекают. "Когда подошло время интеллекта, - говорит Рудольф Штейнер, - страх (которому люди прежде смотрели в лицо куда более открыто. - X. К. ) перестал осознаваться; в таком неосознанном виде он и действует теперь. Выступает в жизни под самыми разными масками. Эпоха интеллекта затуманила взгляд на то, что живет в человеке, но убрать страх не смогла. В результате этот неосознанный страх до такой степени влиял и влияет на самого человека, что тот твердил и твердит: в человеке нет абсолютно ничего, что выходит за пределы рождения и смерти... Он страшится заглянуть в вечную сердцевину человеческой души, и из этой боязни рождается теория: нет вообще ничего, кроме этой жизни от рождения до смерти. Современный материализм возник из страха, хотя даже об этом не подозревает. Продукт боязни и страха - вот что такое этот материализм"11.
Комментариев нет:
Отправить комментарий